Януш леон вишневский одиночество
Все остыло. Разогревалось только иногда, на минутку. В первую ночь по возвращении его или ее из дальней поездки, после слез и ссоры, которую они решали закончить в постели, после выпитого или каких-нибудь благовонных листьев, которые жгли на приемах, в отпуске на чужих кроватях, на чужом полу, в чужих стенах или в чужих машинах.
Это было постоянно. Лучше сказать, бывало.
Но без былого неистовства. Без той мистической тантры, что была вначале. Без той ненасытности. Того голода, который приводил к тому, что стоило только подумать об этом, и кровь тут же, как ошалелая, с шумом отливала вниз, и мгновенно ты уже мокренькая.
Такого не было уже. Ни после вина, ни после листьев, ни на паркинге у автострады, куда он свернул, потому что, когда они возвращались с какого-то приема, она, несмотря на то что вел он очень быстро, вдруг нырнула головой под его руки, державшие руль, — почему-то так подействовала на нее музыка, передававшаяся по радио, — и стала расстегивать ремень у него на брюках.
Наверное, причина в доступности. Все было на расстоянии вытянутой руки. Ни ради чего не надо было стараться. Они уже знали друг у друга каждый волосок, каждый возможный запах, каждый возможный вкус кожи, и влажной, и сухой.
Знали все тайные уголки тел, слышали все вздохи, предвидели все реакции и давно уже поверили всем признаниям. Некоторые из них время от времени повторялись. Однако уже не производили впечатления. Они просто входили в сценарий. В последнее время ей казалось, что секс с нею для мужа был чем-то вроде — как ей вообще могло прийти такое в голову?
Достаточно прийти в костел, ни о чем не думая, а потом неделю можно жить спокойно. Может, так у всех? Возможно ли неутолимо желать того, кого знаешь уже несколько лет, кого видел, когда он кричит, блюет, храпит, мочится, не смывает после себя в клозете. А может, это не так уж и важно? Может, необходимо только вначале?
Может, хотеть лечь с кем-то в постель не самое важное, может, куда важней проснуться вместе утром и приготовить друг другу чай? Скоро вернусь. Она вышла из туалета. Проходя мимо портье, услышала, как какой-то мужчина, стоящий к ней спиной, по буквам сообщает свое имя:.
Из сумочки она вынула свою визитную карточку, обратной, пустой стороной сильно прижала к губам, блестящим от свеженаложенной помады. Положила карточку около своего бокала с недопитым пастельного цвета напитком и сказала:. ОН: Таксист, приехавший к опустевшему вокзалу Берлин-Лихтенберг, оказался поляком.
Больше тридцати процентов берлинских таксистов — поляки. Так что будьте добры, позвоните на вокзал, узнайте, когда отходит поезд на Варшаву, и разбудите меня ровно за девяносто минут до его отхода. Я был бы также благодарен вам, если бы вы заказали мне и такси. Я хочу выехать на вокзал за час до отхода поезда. Я хотел бы потратить крупную сумму в баре вашего отеля. Надеюсь, вы последите, чтобы с моим багажом ничего не случилось? Не дожидаясь ответа, он положил кожаную сумку с ноутбуком на чемодан и направился в сторону двери, из-за которой доносилась музыка.
Из шаровидных репродукторов под потолком наполненного шумом зала лился голос Натали Коул, поющий о любви. Он осмотрелся. У эллиптической стойки был свободен только один табурет.
Но когда он подошел туда, его ждало разочарование: на стойке стоял недопитый бокал. Он уже собирался отойти, решив, что место занято, однако молодой мужчина, сидевший на соседнем табурете, обернулся и сказал по-английски:. Можете садиться, если желаете, — и с улыбкой добавил: — Место хорошее. Бармен часто подходит. Он сел и сразу уловил тонкий запах духов. Он прикрыл. Нет, пожалуй, «Бьяджотти». Духи уже давно оказывали на него особенное воздействие.
Они как сообщение, которое некто хочет передать. И тут никакой язык не нужен. Можно быть глухонемым, можно принадлежать к другой цивилизации, но сообщение ты все равно поймешь. В духах есть некий иррациональный, таинственный элемент.
А некоторые духи безумно эротические, притягивающие. Они заставляют оглянуться, а то и пойти за женщиной, которая ими душится. Он вспомнил, как два года назад был в Прадо. И вдруг мимо него прошла женщина в черной шляпе, и его мгновенно окружил какой-то мистический аромат. Он тотчас букмекерская контору требуется об Эль Греко, Гойе и прочих мастерах и последовал за той женщиной. А сейчас он подумал, что за женщиной, которая сидела тут до него и оставила свой запах, он тоже захотел бы пойти.
Он оперся локтями на стойку и наклонился вперед, чтобы обратить на себя внимание бармена, который якобы часто подходит. И тогда-то он заметил лежащую рядом с бокалом визитную карточку.
Контур губ, четко отпечатанный на белом картоне. Нижняя губа явно шире, энергичный изгиб верхней. Прелестные губы. У Натальи были точно такие. Он поднес визитку к носу. Несомненно, «Бьяджотти»! Эта визитка, должно быть, принадлежала женщине, которая сидела здесь несколько минут. Он решил посмотреть, как ее зовут. Но только он перевернул карточку, как услышал:. Да, он опоздал. И не узнает, кому принадлежала. Сосед взял визитку, спрятал в карман пиджака, оставил на кофейном блюдце чаевые бармену и, не произнеся ни слова, ушел.
И сигару. Самую дорогую, какая у вас есть, — заказал он бармену, который в этот момент встал перед. И минувший день, и эти несколько часов в определенном смысле принадлежали его матери. И вовсе не потому, что в день своего рождения он думал, как она его рожала. Он прилетел вчера утром из Сиэтла в Берлин только затем, чтобы наконец увидеть, где родилась его мать. Последние годы ее биография интересовала его, как роман, в нескольких важных главах которого он принимал участие.
И теперь ему хотелось узнать самые первые. Родилась она недалеко от станции Берлин-Лихтенберг в больнице сестер-самаритянок. Дед уехал вместе со своей находящейся на сносях женой в Берлин в надежде, что жить там им будет легче. Как это теперь называется?
А, экономическая эмиграция. Да, именно. Спустя неделю после приезда в Берлин бабушка родила его мать. В больнице самаритянок. Только туда привозили рожениц прямо с улицы. То есть бесплатно. Вчера он был возле этого здания. Сейчас там находится какой-то турецкий экспериментальный театр. Через три месяца дед и субару леоне возвратились в Польшу.
Не смогли они жить в Германии. Но то, что они пробыли там всего три месяца, не имеет значения. В свидетельстве о рождении его матери навсегда осталась историческая помета: место рождения — Берлин. Так его мама стала немкой. И благодаря этому у него теперь есть немецкий паспорт и он может летать в Сиэтл без визы. Но он все равно летает с двумя паспортами.
Однажды он забыл польский паспорт и чувствовал себя как перемещенное лицо.
Януш Леон Вишневский: Триптих. Одиночество в Сети
Кельнер принес голубую бутылку «Просекко», серебристую тубу с кубинской сигарой и маленькую гильотинку. Пока тот открывал бутылку, он закурил сигару. Первый бокал он выпил залпом. Сигара была превосходна.
Давно он не курил таких прекрасных сигар. Разве что в Дублине. Много лет. Он не мог перестать думать о вчерашнем походе по прошлому его мамы. Ее немецкость — это не только больница сестер-самаритянок в довоенном Берлине и не только запись в свидетельстве о рождении. Все гораздо сложней. В точности как ее биография. Он родился в один из тридцатых апрелей и был третьим ребенком третьего мужа его матери.
Это День святого Иакова, то есть Якуба. И все думают, будто потому ему и дали имя Якуб. Но все вовсе не. Якубом звали второго мужа его матери. Польский артист, который в году был назначен немцем только потому, что родился на двенадцать километров западней, чем следовало бы, а на Восточном фронте окопы должны были быть заполнены. Тогда истинные германцы делали менее истинными германцами всех подряд.
И сразу после этого, разумеется, делали их немецкими солдатами. Солдатами тогда становились почти. Хромые, душевнобольные, туберкулезники. Все могли и должны были быть в ту пору солдатами.
Второй муж его матери об этом не. Он не представлял себе дней и ночей без. Потому перед медицинской комиссией он сперва вгонял себя в пот, а потом бегал в парке босиком по снегу — надеялся подхватить туберкулез.
Туберкулез он подхватил. Но его все равно погнали в окопы.
Одиночество в сети читать онлайн
После войны его мать и ее второй муж больше не встретились. Не помогла даже их великая любовь. Когда его мать чуть-чуть оправилась от горя и наконец осознала, что война отняла у нее мужа и тут ничего не поделаешь, в ее жизни появился его, Якуба, будущий отец.
Исхудавший, до головокружения красивый, стопроцентный поляк, вернувшийся из Штуттхофа. Она с национальностью «немка» и он после трех лет немецкого лагеря. Отец ни разу не дал ему почувствовать, что ненавидит немцев. Хотя он их ненавидел. Интересно, простил бы отец ему, что он поселился в Германии? Его родители — наилучшее доказательство, 0 стратегия на спорт разделение на немцев и поляков всего лишь результат сговора историков, которым удалось убедить целые народы.
Впрочем, вся история всего-навсего сговор. Главное, чтобы всех обмануть. Они и сговорились, что именно эту, а не другую ложь будут преподавать в школе. Ему опять становилось грустно. Хватит на сегодня грусти. Как-никак сегодня у него день рождения.
Он вынул бутылку из серебряного ведерка со льдом. Налил себе еще один бокал. Он едет домой. ОНА: Все места в вагонах первого класса оказались распроданы. Да, она сделала ошибку, не купив обратный билет еще в Варшаве. Кассирша на вокзале Берлин-ЦОО сказала:. Она села у окна. Лицом по направлению движения. В купе она была одна. Поезд отправлялся через полчаса. Она вытащила из чемодана книжку и папку с материалами берлинской встречи. Бутылку минеральной воды. Сотовый телефон. CD-плеер, компакт-диски, запасные батарейки.
Система автоматического сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Триптих.
Одиночество в Сети», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Не бойтесь закрыть страницу, как только Вы зайдёте на неё почему не заходит в леон букмекерская контора — увидите то же место, на котором закончили чтение. С одиннадцатой платформы при четвертом пути железнодорожной станции Берлин-Лихтенберг бросается под поезд больше всего самоубийц.
Так официально утверждают неизменно скрупулезные немецкие статистики на основании обследования всех вокзалов Берлина. Это, кстати сказать, заметно, если ты сидишь на скамейке на одиннадцатой платформе при четвертом пути. Рельсы там блестят куда сильней, чем около других платформ. От часто повторяющегося аварийного торможения рельсы очень здорово шлифуются. Кроме того, шпалы, как правило темно-серые и грязноватые, в некоторых местах вдоль одиннадцатой платформы выглядят куда светлей, чем обычно, а кое-где они почти белые.
Это потому что там использовались сильные детергенты, чтобы смыть кровь, что осталась после разорванных на части под колесами локомотива и вагонов тел самоубийц. Лихтенберг — одна из самых последних железнодорожных станций Берлина и к тому же самая запущенная.
У человека, лишающего себя жизни на станции Берлин-Лихтенберг, впечатление, будто он уходит из серого, грязного, провонявшего мочой мира, где на стенах облупилась штукатурка, где полно торопящихся унылых, а то и отчаявшихся людей. Покидать навсегда такой мир куда легче.
На одиннадцатую платформу поднимаются по каменным ступеням через последний выход туннеля между кассовым залом и трансформаторной.
Четвертый путь — последний на этой станции. И если человек в кассовом зале станции Берлин-Лихтенберг решает покончить с собой, то, отправляясь на одиннадцатую платформу четвертого пути, он пусть ненадолго, но продлевает себе жизнь. Поэтому самоубийцы почти всегда выбирают четвертый путь, одиннадцатую платформу.
На платформе при четвертом пути есть две деревянные скамейки, все в граффити и изрезанные ножами; к бетонным плитам платформы они крепятся огромными болтами. На скамейке ближе к выходу из туннеля сидел исхудалый мужчина, от которого воняло потом, мочой, давно не мытым телом. Уже много лет он жил на улице.
Он дрожал — от холода и страха. Сидел он, неестественно развернув ступни, руки держал в карманах рваной и усеянной пятнами куртки из синтетики, которая в нескольких местах была заклеена желтым скотчем с синей надписью «Just do it». Мужчина курил. Рядом с ним на скамейке стояли несколько банок из-под пива и пустая водочная бутылка. А возле скамейки в фиолетовом пластиковом мешке с рекламой сети магазинов «Альди», желтая краска которой давно уже стерлась, находилось все его имущество.
Прожженный в нескольких местах спальный мешок, пяток шприцев, банка для табака, пачки папиросной бумаги, альбом фотографий с похорон сына, консервный нож, коробка спичек, две пачки метадона, книжка Ремарка в пятнах кофе и крови, старый кожаный бумажник с пожелтевшими порванными и вновь склеенными фотографиями молодой женщины, дипломом об окончании института и свидетельством о том, что податель сего не привлекался к уголовной ответственности.
В тот вечер к одной из фотографий молодой женщины мужчина скрепкой присоединил письмо и купюру в сто марок. В ноль двенадцать. Скорый поезд с обязательным бронированием мест и вагоном «Митропы» среди вагонов первого класса. Он никогда не останавливается на станции Лихтенберг. Стремительно проносится по четвертому пути и исчезает в темноте. В поезде более двадцати вагонов. А летом так еще .
Одиночество в Сети
Мужчина уже давно знал об. Он не первый раз приходит к этому поезду. В чатах люди открывают такие тайны, от которых мурашки бегут по коже.
Они пытаются заполнить внутреннюю пустоту виртуальным общением. Эва не знает, как ей пережить тяжёлое душевное состояние. Её душа олимп кб зеркало эмоций и переживаний. Женщина решает написать письмо человеку, инициалы которого совпадают с инициалами того человека, к которому она питает сильные чувства. Она отправляет письмо незнакомцу, которому открывает душу. Якоб, получивший это письмо, очень удивлён, но он не отвергает женщину, и они начинают общаться.
Постепенно их разговоры становятся всё более глубокими, они сближаются и понимают, что им трудно обходиться друг без друга. Вот только может ли выйти из этого что-то хорошее? Ведь за пределами интернета у каждого своя жизнь….
Герои любят друг друга даже после встречи, но остаются всё-таки одинокими… В книге поднимаются вопросы: что сложнее, быть одному, или быть вдвоем, или быть одному после того, как вы были вдвоем. Великолепная книга!!!! Фильм смотреть не стану, боюсь испортить впечатление. Прочитала всё, что нашла этого автора. Везде много научных фактов, много информации к размышлению. Становится понятно, как возникают чувства и как с этим жить Если бы не такая тухлая концовка но с другой стороны, как по другому окончить?!
Но все равно она оставила множество теплых воспоминаний об этой истории. Это было прекрасное путешествие. Книга по-настоящему цепляет за душу, так как по всем признакам она написана о. Конечно же, читая её - надо думать, а это, увы, уже не для .
